Павловск. Дачники... Отчий дом мой стоит рядом с парком, и такое соседство притягивало к нему городских дачников. Родители сдавали три комнаты деревянного летнего второго этажа дома. Три месяца лета в нашем доме бурлила жизнь большого города, а дачники постепенно становились родственниками и членами нашей семьи. Бабушка Бася, подруга и соратник Крупской, с трепетом подарила отцу полное собрание сочинений своего друга – Владимира Ленина. С мебелью у моих молодых родителей было тогда туговато, и сочинения вождя мирового пролетариата хранились в коробке на шкафу. Но к лету эти красные книги обязательно доставались из коробки и водружались на самое видное место... Даже тогда, когда бабушка Бася заболела и уже не смогла приехать к нам, мама выставила книги на самое почетное место и не убирала их почти до весны в ее память... Как-то несколько дней гостил в доме молодой, но уже знаменитый тогда композитор – Андрей Петров, и родители заставили нас с сестрой ходить на цыпочках, так как дядя-композитор пишет музыку. Композиторов я невзлюбил. Приезжал и великий Трауберг, он подарил нам книгу Козинцева, она мне понравилась, потому что в ней было много фотографий... Я очень любил петь и танцевать, и в перерывах между воровскими набегами на клубнику, с удовольствием устраивал дачникам концерты, за что меня одаривали аплодисментами и любимыми конфетами «Кавказ». Можно сказать, что профессионально заниматься актерством я начал с четырех-пяти лет, так как помимо конфет от дачников я зарабатывал всяческие призы на городских праздниках и демонстрациях, перетанцовывая и перепевая всех и вся в округе.
Когда мы с сестрой подросли, нас без сопровождения взрослых стали отправлять погостить к дедушкам и бабушкам. Я очень гордился и раздувался – мне доверяли дорожные деньги, а сестре – продукты. Добирались мы на поезде, который шел несколько суток. Самое вкусное, что мы покупали в дороге на станциях – это вареная картошка, обсыпанная мелко порезанным укропом, и малосольные огурцы. Этот запах до сих пор у меня вызывает воспоминания о детстве и о Кавказе, и еще - запах воска...
Кавказ. Кавказ... Семейные корни по отцовской линии – псковские, по материнской – вологодские. Но после Великой Отечественной войны дед Василий и бабушка Настя – мамины родители – построили дом и стали жить на Северном Кавказе, в горной долине между Кисловодском и Ессентуками, а дед Василий и бабушка Анна – родители отца – осели в Прибалтике, в Латвии. Вот так и росли мы, приезжая к родным, то на жаркий, громкий и отчаянно жестикулирующий Кавказ, то в тихую, прохладную, размеренную хуторную Прибалтику. На Кавказе всем руководил дед – властный, строгий, сухой и жилистый, не пьющий и не курящий. По праздникам он надевал галифе и сапоги, а над его местом за столом висел портрет маршала Тухачевского. У деда была пасека – он знал и обожал пчел. Как-то дед засобирался в горы к другу за чем-то очень важным, – я видел, как он достал из комода лучшую рубаху, побрился, надел галифе. Я, естественно, увязался за ним, и мы потопали в горы. Вернулись поздно, все время почти были в пути. Дед торжественно и с нежностью нес в руках специальную коробочку из железной сетки, в которой находилась пчелиная матка. У деда была медогонка – большая бочка-центрифуга с двумя отделениями для рамок-сот, у меня была личная шапка с сеткой-вуалью, всяческие принадлежности для срезки воска, обдымления пчел, кормушки и т.д. Качая на коленке, как на лошади, любимого внука Сергия, дед распевал юнкерские куплеты и рассказывал про Петербург. Бабушка Настя тихая, маленькая и улыбчивая. Когда она сепарировала молоко в летней кухне и думала, что ее никто не слышит, тогда она тихонько тоненьким голоском запевала длинную печальную крестьянскую песню. Дед был знатоком лошадей и пчел, на бабушке были корова, теленок и куры. На столе главные продукты – мед и сметана. Дом стоял метрах в двухстах от горной и своенравной речки Подкумок в окружении огромного сада с грушевыми, яблоневыми, сливовыми, вишневыми, абрикосовыми деревьями. Были и свои деревья грецкого ореха. Недалеко проходила дорога, частенько ныряя в тоннели из плакучих ив. По этой-то дороге и скакал Печорин, и где-то недалеко от дедовского дома он и загнал свою лошадь... Когда я сдавал экзамен по литературе в театральный институт, мне попался вопрос о Печорине и его противоречивой натуре...

  Мы очень скучали без мамы и каждое утро бегали с сестрой к железной дороге, чтобы встретить ленинградский поезд, проходящий мимо на Кисловодск. Сколько же было радости, когда, наконец, из окна вагона махала нам рукой мама и обязательно бросала маленький пакетик с гостинцами! Это был наш ритуал, она знала, что мы непременно будем стоять там и встречать поезд.
  В Прибалтике же был матриархат. Бабушка Анна умная, спокойная и рассудительная. Дед Василий веселый и очень скромный, он всегда курил самокрутки, такие огромные козьи ножки, и, сидя на крылечке, любил играть на гармошке, конечно же, слегка при этом выпив горячительного. Стадо коров хуторяне пасли в очередь. Мне нравилось ходить с дедом пасти стадо, когда приходил наш черед, да и всем нравилось, – молока коровы давали больше, потому что дед играл им на гармошке. Прибалтика поразила меня тогда своими законами: хуторяне сдавали молоко, сметану, творог, - просто выставляя продукты на специальных помостах вдоль дороги. Эти продукты собирала потом машина. Никто и не думал, что их могут украсть. На Кавказе, или же в Питере, такой номер не прошел бы. Да если б на нашей заречной стороне вот так выставляли бы сметану на халяву!.. Прибалтику я любил, несмотря на то, что все время там дрался с местными: « Рус проваливайт отсюта!». К чести моей бивал я их частенько, за что, правда, меня наказывала прилюдно бабушка Анна, но втайне, я знал это, они с дедом мной гордились. Но эта «война» с местными, спустя несколько дней после моего приезда, заканчивалась. Прибалты не кровожадны. Они быстро устают от поражений, и так же быстро идут на мировую. Великим праздником был день, когда дядьки мои, братья отца, брали меня с собой на охоту и рыбалку. Мне давали шмальнуть из ружья и одному сидеть ночью с удочкой в резиновой лодке.
Первого сентября семидесят первого года я пошел в школу. На первом уроке, на котором присутствовали и родители, учительница задала вопрос: кто кем хочет стать? Все дети, как дети – прилежные и умненькие: врачом, космонавтом, шофером, учительницей. Я же встал и, красный от волнения, отрапортовал: Я хочу быть Юрием Никулиным! Почему так сказал, - внятно объяснить не смогу, - никогда в детстве я не мечтал стать артистом. Правда, запомнил на всю жизнь, что видел в цирке Юрия Владимировича Никулина, даже получил из его рук конфету на представлении,– мы с мамой сидели в первом ряду. Потом устраивал всем показательные выступления , наряжаясь в клоуна. Потом во дворе организовал цирк, и сам стал воздушным акробатом. После очередного прыжка с подкидной доски – неудачно приземлился и сломал руку...